Поезда. Парк. Яркое солнце, и холодно в тени. Панамка, может быть, желтая или бежевая. Я очень боюсь упасть с тропинки, идущей вдоль путей поездов, ведь с другой стороны растет борщевик. Он цветет, а я знаю, что он ядовит, и не всегда люди выживают после его ожогов. Я кручу педали велосипеда, а впереди поле, которым для меня заканчивается Петербург, а за этими полями может быть небольшой, лесок, где скрывается следующая станция поезда. Впереди меня едут родители, папа подшучивает над моим страхом, а мама пытается уговорить меня перестать вопить от каждого резкого поворота руля. А мы едем уже вдоль леса. С меня капает пот, как я и мечтал, ведь это значит, что я хорошо работаю. Вдруг впереди показалась какая-то каменная, заросшая конструкция. Это та станция, к которой мы подбираемся все ближе. Я устал… Когда уже на поезде домой?
Солнце все так же светит, как и во время поездки на велосипеде лет двенадцать назад, правда, уже склоняется к закату. Сейчас мне шестнадцать, я лежу на поляне в лагере, находящемся близко к Финляндии. Глаза мои закрыты, и я уверен в том, что меня ждет какое-то психологическое упражнение с применением воображения. Наставник смены, которому я доверяю, вероятно, больше, чем многим моим друзьям, начинает говорить. Его речь становится для меня источником воспоминаний, перемешанных с детскими радостями. В качестве места, где я вырос, перед глазами появляется не квартира, где я сейчас живу, а бабушкина. Я достаю из кармана спортивных штанов ключи, пытаюсь найти нужный. Наконец-то он подбирается! Входная дверь, как в сказке, медленно поворачивается на петлях, и я вижу вдали кресло-качалку, в которой любил слушать всякие истории. Над ней настенные часы, я не обратил внимания, а точнее, не представил, идут они или нет. А все вокруг в рыжих закатных огнях. Прохожу внутрь квартиры к источнику детских воспоминаний и вижу родственников, которые воспитывали меня: папу, маму, бабушку и всех своего возраста. Поток толкает меня на самые живые фантазии, пробуждает что-то, увядшее во мне. Из глаз начинает течь слеза, и, несмотря на все попытки сдержаться, я не могу. А поток все не унимается, и теперь я вижу себя, еще маленького, только научившегося ходить. Наверное, этого малыша надо забрать отсюда, чтобы он стал ответственным – вероятно так, но я уже не слушаю. Я просто счастлив. О какой взрослости может идти речь – я все тот же ребенок в панамке, разъезжающий на велосипеде и боящийся высокой травы. Я открыл глаза. Уже наступили первые сумерки, но я все равно был ослеплен бескрайним синим небом, на котором были редкие перьевые облака. Мое тело еще не совсем готово было двигаться. Тогда я просто лежал и вспоминал то, что представлял, чего не было в моей жизни на самом деле, но тем не менее так меня растрогало: и воспоминания в воображении, и молодые лица родителей, и захотелось вернуться туда, где было так легко. Я пошевелил ногой, чтобы вернуться в реальный мир. Медленно я расшевелил тело на протяжении пяти минут и, наконец, сел. Мне стало так хорошо на душе, и я почувствовал свободу и любовь… к миру? Не знаю… Наверное, я один так и не понял суть задания. Однако теперь я всякий раз смотрю на небо, как найдется минутка…