Бабушка тихо разговаривает сама с собой, перебирая какие-то старые вещи, выложенные из пыльной коробки. Ее громоздкие очки делают глаза невероятно большими, из-за чего я каждый раз улыбаюсь. А я все вглядываюсь в них, в эти серо-голубые глаза и не перестаю удивляться: несмотря на бабушкин возраст они совсем не потеряли задорного, детского блеска. Там я вижу совсем юную девочку. Ту, которой была бабушка еще до начала войны.
Война сохранилась на ее лице в морщинах около уголков рта: в них скрывается несмываемая угрюмость и строгость. Вторая Мировая обрушилась на семью бабушки, когда ей было семь. Финнов по происхождению ждала единственная судьба — репрессия. Бабушкиного отца расстреляли, а ее, брата и маму сослали на север, ближе к Сибири. Она не любит рассказывать о том, как они выживали в то время, а когда рассказывает — плачет. Условий для жизни там не было: один метр мерзлой земли, под которым начинался лед, не позволял даже нормально похоронить человека. А люди умирали, и часто: бабушкиного брата унесла цинга, вездесущий голод и холод забирал друзей, соседей, знакомых. В то время бабушка работала на заводе, где плели сети для ловли рыбы, а после и обрабатывали улов.
По возвращении на родину, бабушке и ее маме повезло: им была выдана квартира. Началась череда совершенно обычных событий: окончание образования, работа на заводе в отделе бухгалтерии, замужество, рождение двух детей. Ее муж был человеком неоднозначным: с одной стороны пьющим и буянящим, с другой — приносящим в дом деньги и стойко переносящим трудности без единой просьбы о помощи.
Прошлое отразилось в грубости бабушкиных рук. Они жилистые, сухие, немного крючковатые. Если бабушка сжимает чью-то ладонь, то делает это крепко, уверенно. Когда она держит за руку, то постоянно поглаживает ее, как бы успокаивая, убеждая, что все будет хорошо. Волосы бабушки седые, некрашеные; в этом есть отголоски неумолимого достоинства: она принимает свой возраст и не противится изменениям времени. Когда бабушка завязывает волосы в пучок, в ее движениях прослеживается собранность, закрепленная давней привычкой: почти никогда ее прическа не меняется.
В моей бабушке меня поражает ее взгляд на мир. За “взрослое” детство и непростую юность она не озлобилась на людей, но привыкла не жаловаться на обстоятельства. Во время разговора, на вопрос “как дела?” она неизменно отвечает “потихонечку-полегонечку”. В ней не исчезла ни щедрость, ни доброта, ни вера в лучшее. Назло самым неприятным обстоятельствам, она не дает трудностям брать верх. Недавно она серьезно заболела и впервые в своей жизни начала принимать антибиотики. Но, вместо того, чтобы отчаяться и сетовать на сложившуюся ситуацию, ее внутренний оптимист ответил, что эти трудности она тоже преодолеет.
С бабушкой можно поговорить по душам и неважно, сколько тебе лет. Я помню себя маленькой, подбегавшей к ней жаловаться о том, какой несносной стала для меня гимнастика. Она меня успокаивала и вела на тренировку — только у нее на это хватало терпения. Уж лет в десять, когда я избавилась от розовых очков, делилась с ней о разбившихся о реальность планах. Ее умение слушать помогало в самые тяжелые минуты, когда мне казалось, что всем вокруг я безразлична. Я стремлюсь к спокойному принятию решений, так хорошо дающееся бабушке. Бабушка — та, на кого я равняюсь. Пережив страшное, она сохранила самое главное — желание жить и верить в будущее.