Захожу в большую, освещенную комнату бабушкиной старой квартиры. Стены увешаны картинами, на полках множество книг, в вазе засохшие цветы. И главное украшение — старинное пианино у окна. Сейчас, когда я стою здесь совсем одна, в голове мелькают воспоминания, словно кадры из фильмов. Громкий смех, уверенная походка, грациозные, плавные движения. Бабушка всегда была самым энергичным и ярким человеком в нашей семье. Человеком, характером и жизнелюбием которого я всегда буду восхищаться.
Ее звали Римма. Бабушка родилась в послевоенном Ленинграде в семье искусствоведа и пианистки. Хотя с детства она была окружена творчеством, ей всегда хотелось совсем другого. Не спокойной и, как она говорила, «богемной» жизни, а серьезной профессии и целей.
О ней всегда заботились больше всего, так как бабушка была младшей в семье. Поэтому Римма мечтала о полной свободе от постоянной опеки родителей. Мне кажется, что в ее характере желание быть независимой проявлялось сильнее всего. Она всегда делала то, что сама считала нужным и правильным: в детстве прогуливать музыкальную школу, в юности поступила в «непрестижный» университет. Бабушка была очень принципиальным человеком, и в конце концов родители сдались и приняли ее выбор. Она стала хирургом и после всю жизнь считала, что другой профессии для нее и быть не могло, так как бабушка всегда хотела помогать людям, делать что-то значимое.
Я хорошо помню ее руки. Руки врача. Белые, нежные и аккуратные. Их движения были уверенными только в операционной, тогда как на кухне бабушка всегда терялась. Она, в отличие от других, чудовищно готовила и никогда не пекла к моему приезду пирожки. Зато мы читали стихи. Бабушка обожала поэтов Серебряного века: Ахматову, Гумилева, Блока… Учила их наизусть вместе со мной и всегда повторяла, что только так стихи можно прочувствовать и действительно понять. Часто после школы я бежала к ней домой, чтобы послушать, как она читает. Конечно, не от большой любви к поэзии, а из-за бархатного голоса Риммы. Мне всегда казалось, что стихи бабушка не читала, а пела. Так читать стихи у меня никогда не получалось, хотя в детстве я только и мечтала о том, чтобы стать хоть немного похожей на нее.
У бабушки была очень яркая внешность: темно-рыжие кудри, улыбка, освещавшая лицо, крупная россыпь веснушек, морщинки, которые она никогда не пыталась скрыть, и зеленые, почти изумрудные глаза. Но взгляд у нее, несмотря на нескончаемую энергию и оптимизм, всегда был печальный и задумчивый. Это никак не отражалось на ее лице, потому что бабушка не любила показывать эмоции открыто.
Она всегда носила светлые вещи, любила все самое непрактичное и не будничное и украшения надевала даже дома. Римма говорила, что ждать праздников и особых случаев, чтобы сделать себе приятное, — это просто глупость. «Как врач я тебе точно скажу: удовольствие надо получать прямо сейчас, завтра может случиться что угодно, будет уже не до сервиза и того белого платья.» Она часто давала советы, но никогда не учила жить ни папу, ни меня, ни сестру. Ей не нравился нравоучительный тон и мысли о том, что она должна делиться своим ценным опытом. Бабушка просто рассказывала истории из жизни и считала, что выводы я сделаю для себя сама.
Мы часто сидели с ней вдвоем и разговаривали обо всем на свете. Обсуждали школу, любимые фильмы, планы на лето. Именно там, на маленькой старой кухне мне казалось, что человека более чуткого и понимающего на свете нет. А главное волшебство начиналось, когда бабушка доставала свои старые альбомы, стирая с них пыль. Я как будто переносилась в музеи Парижа, Рима и видела там все вживую, а не в потрепанных альбомах Лениздата. «Вот толстая книга с роскошными, черно-белыми картинами Тициана. Поновее – «Модные импрессионисты»», — говорила она.
Теперь эти книги стоят в моей комнате, хотя мне очень долго не хотелось их забирать. Было тяжело постоянно вспоминать о бабушке. Сейчас я привыкла к осознанию, что ее нет, но до сих пор редко открываю альбомы, которые у меня дома кажутся совсем чужими. Страницы еще немного пахнут сладкими духами бабушки, и между ними по-прежнему лежат старые закладки.